"Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль..." (с) Сергей Есенин
25.09.2018 в 14:27
Пишет N.K.V.D.:Черный протест-1861URL записи
Национальный траур. Портреты неизвестных женщин, 1860, 1864, 1866.
Браслеты-наручники, черные кринолины и траур как пиар-ход, или рассказ о том, как мода, дизайн и фотография стали орудием сопротивления во время Январского восстания.
Во времена, когда Польша была разделена между Пруссией, Российской империей и Австрией, поляки пользовались самыми разными средствами, чтобы выразить свою приверженность делу национального освобождения. Одним из этих средств была мода.
Читать дальшеХеталия ХІХ века: «Польша-1863» (Закованная Польша) Картина была приурочена к провалу январского восстания. На ней изображены подготовительные роботы, перед отправкой всех причастных в оздоровительную поездку за уральские горы. Девушка в центре композиции, как не трудно догадаться, Польша (поверженная, но не сломленная) русские офицеры надевают на нее кандалы, за ее спиной ждет своей очереди златовласая Литва, на заднем плане стоят два прусских военных... почему-то. После написания шЫдевра, автор спрятал его за печку, где тот пролежал три года
Например, в эпоху романтизма революционера можно было узнать по соответствующему типу бороды. Станислав Василевский в своей монументальной работе «Жизнь в Польше в XIX веке» писал: «История столетия — это почти беспрерывная череда костюмных демонстраций. (…) Детали туалета, которые сегодня кажутся нам пустяковыми, могли быть (…) инструментом агитации или пропаганды».
Пик использования одежды как символа пассивного сопротивления пришелся в Польше на 60-е годы XIX века. Январскому восстанию предшествовала, выражаясь словами Францишека Зейки, «мистическая революция»: патриотические богослужения, торжества в честь важных годовщин, уличные демонстрации. После того как в конце 1861 года царские власти кроваво расправились с протестами, по Царству Польскому начали кружить призывы (говорят, что они исходили от Архиепископа-митрополита Варшавского) облачиться в траур.
Вновь стало актуальным написанное на 30 лет раньше (после поражения Ноябрьского восстания) стихотворение Константы Гашиньского «Черное платье», в которым содержатся следующие строки: «…Когда Польша вступила в гроб,/У меня остался только один наряд:/Черное платье».
Бзик на костюмах«Поскольку во всех варшавских журналах мы видим одни лишь черные предметы гардероба, мы считаем своей обязанностью рассказать о них нашим читательницам», — писал в 1861 году «Журнал мод и новинок в области домашнего хозяйства».
Портрет Михалины Грабовской, 1863.
Траурные наряды того времени ассоциируются прежде всего с женской одеждой. Некоторые женщины надевали черное даже на собственную свадьбу. Пышные платья с кринолином имели и практическую функцию: в них легко можно было спрятать листовки или оружие. «Женщина в Польше — вечная, неугомонная, неизлечимая повстанка», — писал Н.В. Берг.Черные наряды дополняла траурная бижутерия. В число самых популярных украшений входили браслеты, напоминающие наручники, пряжки в виде двух сплетенных в рукопожатии рук (символ объединения Польши и Литвы); якоря (символ надежды), выгравированные портреты Тадеуша Костюшко, орлы в терновом венце, переплетенные косы, а иногда даже черепа.
Портрет Хенрики Пустовойтовны, фотокопия 1864 (оригинал — 1863), Траурные
украшения 27.02.1861 - 10.10.1863, коллекция ксендза Вал. Слюсарчика.
Были и зашифрованные сокращения, например, надпись «R.O.M.O.» — «Разжигай Огонь Любви к Родине» («Rozniecaj Ogień Miłości Ojczyzny»). Эти украшения создавались обычно из недорогих материалов: дерева, алюминия, меди, низкопробного серебра. Золото, как тогда говорили, «пошло на железо», то есть на покупку оружия для повстанцев.
Мужчинам также полагалось носить черную одежду, а кроме того, сменить выскоий цилиндр на более скромный головной убор. С прохожих, которые не были одеты в соответствии с этикетом, шляпы срывали, а то и вовсе расплющивали прямо на голове. В моде были головные уборы, вызывавшие ассоциации с другими европейскими революционными движениями: например, мадьярские или гарибальдийские шляпы.
Общественный деятель Станислав Рыбицкий назвал это «бзиком на костюмах»: «К тем, кто не носит траурный наряд и низкую шляпу, плохо относятся, и потому такой человек на каждом шагу рискует нарваться на неприятности со стороны уличных зевак», — писал он.
Траур быстро охватил почти всю территорию I Речи Посполитой. Эва Коженёвская, мать Джозефа Конрада, писала об атмосфере, царившей в то время на улицах Житомира: «Траур настолько всеобъемлющ, что цветных платьев почти не видно. Маленький Конрад все еще одет в три наших любимых цвета [синий, белый и красный — цвета Французской революции]; но у него есть траурное платье, и в другом виде я его в костел не вожу».
В другом письме она говорила: «Заканчиваю. Я устала: весь день шила траурное платье для Конрада. Здесь так черно, что даже дети, даже малыш сам все время просит у меня траурный наряд. Моим долгом было угодить ему».
Траур носили даже…детские игрушки. В журнале «Друг детей» (Przyjaciel dzieci) был опубликован рассказ для самых маленьких под названием «Правдивая и очень интересная история о кукле, которая слишком модно одевалась…». Его мораль заключалась в том, что не следует одеваться чересчур оригинально.
В такой атмосфере неписанный поведенческий кодекс возник сам собой. Балы и танцы считались дурным тоном, в кафе перестали играть музыку, и даже шарманщиков повыгоняли со дворов. Театр бойкотировали. Это вызвало и критические голоса. Циприан Норвид писал: «В древнегреческих городах театр работал даже во время осад и войн».
Карцер за кринолин
Траурные костюмы не могли не привлечь внимания властей. На улицах появились царские агенты, которые с помощью специальных крючков разрывали кринолины траурных платьев. За несоблюдение указов можно было получить высокий штраф или даже попасть в тюрьму. Женщинам разрешалось носить траур только со специального позволения чиновников.Чтобы получить разрешение, следовало доказать недавнюю смерть родителей или супруга. Но даже это не сломило сопротивления. Когда школьницам запретили носить черное, они начали чернилами рисовать черные «ремешки» на шее и руках, называя это «трауром, который нельзя снять». По мере того как репрессии ужесточались, в ход шли также фиолетовый и серый цвета.
Кароль Бейер, польские женщины в трауре, который они носили с 1861 года до
поражения Январского восстания. На фото: Эмилия Эурихова (ур. Шварц) с дочерьми
Теодорой, Хеленой, Юлией и Эмилией, до 1867 г
Эта мода распространилась и на другие территории. Во Львове, который входил в состав Австрийской империи, уже в апреле 1861 года запретили носить «траурные ленты, польских орлов, трехцветные ремешки для часов и галстуки такой расцветки, кокарды, трости с набалдашником, буздыганы и всяческую другую политическую символику».
Об этом явлении нельзя было писать в прессе. Уже цитируемый выше «Журнал мод и новинок в области домашнего хозяйства» шел на всяческие хитрости, чтобы обойти цензуру. Например, там были такие строки: «По причине смерти Герцогини Кентской мы приводим детали ее траурного одеяния». Иногда черную одежду рекомендовалось носить по причине непогоды или Великого поста.
Траур не распространялся на «праздничные дни», то есть годовщины важных для поляков исторических событий (например, 3 мая). Это не нравилось властям: «На богослужениях в христианских и еврейских храмах, а также на улицах, люди были одеты в праздничные наряды. Женщины нарядились в более светлые тона, мужчины надели белые галстуки и держали в руках зеленые веточки. Полиция (...) арестовала в тот день шестьдесят с лишним человек — за зеленый листок в руке (...) или за белые перчатки», — писал очевидец событий Агатон Гиллер.
Чтобы обойти запреты властей, поляки шли на самые разные хитрости. Царский наместник Федор Берг в 1863 году издал указ, в котором детально разъяснялось, что можно и чего нельзя носить: «Шляпа должна быть цветной, а черная шляпа должна быть украшена цветами или цветными, но ни в коем случае не белыми лентами. Черные и белые перья с черными шляпами носить запрещается. Капюшоны могут быть черные на цветной, но не белой, подкладке. Запрещается использовать: черную вуаль, перчатки, черные и черно-белые зонты, а также шали, платки и шарфы того же цвета, и полностью черные, а также черно-белые, платья. Салопы, бурнусы, шубы, пальто и другая верхняя одежда могут быть черными, но без белого. Мужчины не имеют права носить траур ни по какому поводу».Несмотря на репрессии, траур продолжался до появления царского декрета об амнистии в 1866 году. За черную одежду можно было попасть в карцер вплоть до 1873 года.
Фёдор Фёдорович фон Берг - последний наместник Царства Польского.
Траур в ателье
Траур оказался прекрасным пиар-ходом, благодаря которому о событиях в Польше узнали за границей. В Испании черные бусины начали называть «польскими слезами». Говорили даже, что дочь Карла Маркса в знак солидарности с польками носила темное платье и железный крестик, который ей прислали из Польши.О польских событиях в мире также узнали благодаря европейскому «турне» художника Артура Гроттгера, который представлял свой цикл «Полония» в Лондоне, Париже, Вене и других городах. Сам художник за границей одевался как участник Январского восстания, носил конфедератку и чамару.
Артур Гроттгер, «VIII. Траурные вести» из цикла «Полония», 1863.
Конфедераткой (названием этот головной убор обязан барским конфедератам) называлась обшитая бараньим мехом шапка без козырька. Она стал национальным символом, а ее разные варианты использовались польскими восстанцами в течение всего XIX века.Чамара, в свою очередь, представляла собой «персидское верхнее платье, застегивающееся висячими петлями у шеи (...). Считалась модной одеждой во времена Станислава Августа (...)», — писал этнограф Лукаш Голембёвский.
«Прощание повстанца» из цикла «Полония», 1865-1866 гг.
Адам Мицкевич (который, разумеется, тоже носил чамару и конфедератку) писал в «Книгах польского народа и польского пилигримства»: «Вы, и молодые, и старые, должны носить повстанческие чамары; ибо все вы — солдаты восстания Родины».
Политическим декларациям способствует и распространение новой технологии, то есть фотографии. Циприан Камиль Норвид фотографируется в конфедератке в Париже. В Галиции признаком патриотизма считаеся традиционный шляхетский костюм, то есть запрещенные в Царстве Польском контуш и жупан. Вот почему на фотографиях того периода таких костюмов особенно много. В каком-то смысле наперекор этой моде отец Джозефа Конрада Аполло Коженёвский фотографируется в ателье Кароля Бейера в простом национальном костюме.В варшавские, краковские и познаньские ателье толпами приходят женщины в траурных нарядах и мужчины в повстанческой одежде. Нередко за этим скрывается грустный расчет: для семей мужчин-участников восстания такой дагерротип может стать последним, что останется от близкого человека. Женщины, в свою очередь, вместе с письмами отправляли свои фотографии в Сибирь.
Аполлон Корженёвский
Фото Ясинской Ядвиги, ее муж был сослан на территорию современной Тульской области
