"Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль..." (с) Сергей Есенин
Это взорвало мой мозг. Ещё раз. Необьяснимо нравитсяКогда нас накроет, мы расскажем, каким хорошим парнем был Жан Батист Гренуй, мы завоем протяжно на расширенный зрачок луны, и до тех самых пор, пока нас эта чаша не минует, Бог будет уныл.
Когда нас накроет, мы будем радоваться, орать, беспечно шляться по краешку Стикса, кричать «Ура!» и рожью колоситься, изумлять прохожих на проспекте Джа, прыгать через цвета, спотыкаясь о лучи, целовать взасос дрожащего ежа и на надгробия дрочить.
Когда нас накроет, мы сорвём саммит, исказим Библию, разберём мечети, заградпосты и сараи; президенты на публике грязью выблюют и улетят в Израиль, моржи захохочут на тающих льдинах, примутся насиловать мёртвых мангустов, учёные расшифруют в повадках дельфинов явную надежду, что нас отпустит!
Когда нас накроет, мы ограбим банк спермы, взяв в заложники Санта-Клауса, назовём второе первым, а могильную тишину – рекламной паузой; ворвёмся в церковь, вооружённые газетами, одетые в костюмы биг-маков; напишем желчью «Они хотели этого!» над входом в палату больных раком.
А в следующий миг – открутим вентили, пустим отравляющий газ в роддома, чтобы счастливые родители заметили какой-то знакомый аромат; по горячей путёвке в Боливию уедем, в сердцах наркобаронов растопим лёд – и поставки кокаина любимым соседям увеличатся на три центнера в год!
Когда нас накроет, мы, не заплатив, улетим с балкона отеля, поможем дамочке на мосту проститься с её жизнью горькой, накупим взрывчатки на первое апреля и, заняв стратегическую высоту – увидим, как в облаке пыли скрываются этажи Нью-Йорка! Наши дела войдут в телепрограммы, наши имена проклянут все жители, голые священники станцуют перед Храмом Христа, мать Его, Спасителя!
Когда нас накроет, хрустнет структура мироздания, вода, мутна и вспененна, вырвется из устья… на обочине дороги, где-нибудь в Германии, мы захороним Ленина – и нас отпустит!